Кто мы есть в мировой анатомии? – Спина

Вот все говорят - глобализация, прозрачность, — но мир. кажет­ся, никогда еще не был столь не­прозрачным п высшем, серьезном смысле. Внешние признаки про­зрачности налицо — можно запро­сто поехать куда угодно, кроме тех мест, куда никому особенно не на­до (Северная Корея, например), и в интер­нете новость сообщается через пять минут после того, как происходит; но все это не означает проницаемости главных границ. Напротив, если предыдущее тысячелетие человеческой истории что и доказало с не­опровержимостью, так это бесплодность любых попыток распространитьсвой образ жизни на чуждые территории. Началось это с крестовых походов, закончилось экспор­том цветных революций, и главный вывод. который можно отсюда сделать, опроверга­ет Маркса или по крайней мере делает его теорию приложимой к очень небольшому региону: нет капитализма вообще и со­циализма вообще, а есть национальные матрицы, диктуемые климатом, геогра­фией и традицией. Есть путь шведский, русский, нигерийский, и ни распростра­нению, ни даже адекватной иноземной интерпретации он не поддается. Мир превратился из так называемого едино­го и цельного, подчиненного общим за­кономерностям. — в сложный конгломерат национальных проектов, и расходятся они друг от друга все дальше. Современному российскому читателю непонятны пробле­мы современного американца, а уж про­блемы австралийца (только что у нас плохо перевели неплохой роман Циолкаса «По­щечина ») заставляют его от душ и хохотать и аплодировать. Думаю, что и драмы рус­ской реальности кажутся американцу либо африканцу чем-то совершенно цирковым. В этом конгломерате наметилось свое раз­деление труда. Допустим, в физике действу­ет антропный принцип — его формулируют по-разному, но я предпочитаю формулиров­ку Пелевина, высказанную как-то в разговоре: «Мир устроен так. чтобы человек мог его попять» (и, добавлю, получить от этого удовольствие — хотя бы эстетическое). Но ан-троппый принцип действует и в географии — толи земля устроена наподобие человеческо­го организма, то л и человек бессознательно спроецировал себя на нее. но выглядит это так. Верх, он же северо-запад. — мозг. Это За­падная Европа. Скандинавия, Канада. Шта­ты. Штаты, впрочем. — скорее грудь, пере­ходящая в живот. Сердце мира бьется где-то в Нью-Йорке. Китай и Азия в целом — неуто­мимые руки, вечные производители. Чем является в этой развертке мыс Горн, вы, я ду­маю, сами догадаетесь. — и Латинская Аме­рика с ее бесконечной суетой, переворотами. любовным пылом и острой кухней всамом деле представляется самым эротичным ре­гионом планеты. Жалко обижать Африку. но, долго играя роль некоей попы мира, она с ней и посей час отлично справляется. А мо­жет. она просто еше не проснулась. Но не­сомненно. что России в этой схеме отведена рольспипы с Уральским хребтом вместо по­звоночника. Спина вообще хорошая вещь, без нее нельзя пи стоять, ни лежать, и она как-то все цементирует; но не следует ждать от нее мобильности, поскольку она поопреде-лениюстатична. Засим не надо ждать от нее особенного ума. потому что мозг у нее спинной: все в порядке с координаци­ей движений, с простейшими реакциями, с опорно-двигательным аппаратом, — но с абстракциями, инновациями, остроумием дело обстоит трудно. Спина обеспечивает организму стабильность, но сама существует вситуации перманентного застоя и отлично саморегулируется, то есть сама себя в этот застой постоянно ввергает, категорически возражая противлюбых попыток почесать ее извне. Для остального организма спина таинственна, потому что ее никто не видит, и сама она себя не видит за отсутствием на ней глазок. Известно только, что она очень большая, даже великая, и что в ней есть стволовые клетки, за счет которых обновля­ется весь прочий организм. Но чтобы он об­новлялся, клетки надо оттуда извлечь. Этим и объясняется поток эмигрантов из России — им не нравится спинная стабильность, им хочется думать в Европе или питаться в Шта­тах. а некоторым — даже работать в Китае. не говоря уж просеке в Латинской Америке. Носпина никогои не держит, по крайней мере сейчас. Езжайте, не жалко. Все умрет. а она останется. Когопеустраиваеттакое бессмертие, может валить.

Этим и объясняется удивительная по­вторяемость российской истории: прочие органы продолжают развиваться и эволю­ционировать, а позвоночнику это ненужно, он гарантирует устойчивость всей конструк­ции. Не зря Юрий Грунин — выдающийся поэт— назвал своюавтобиографическуюла-герную повесть «Спина земли»: это точней­ший образ России, особенно в равнинной ее части. Всему миру, в общем, естествен но тянуться кусложнению. росту и развитию: в этом убеждает нас все — от эволюции фау­ны (если она в самом деле имеет место) до эволюции литературных жанров. Человека словно все время кто-то тянет за волосы: ра­сти! Может, это делает Бог, и в это мне по­верить проще, а может, так устроено само, и в это я верю с трудом, потому что бесхо­зные и самопроизвольные процессы обычно направлены как раз к энтропии; но как бы то ни было, весь мир развивается и услож­няется — и только Россия делает все, что­бы вечно возвращаться на круги своя и развиваться медленно, травматично, с постоянными ретирадами. С назойли­вым и неприличным оглуплением масс. С уничтожением или выпихиванием всех, кто высовывается.

Это не злодейство и не заговор. Это на­циональная матрица. Без спины человек неполный. Правда, есть сведения, что, как мозг в случае травмы перераспределяет свои функции, так и земной шар вполне может сделать спиной что-нибудь другое, а России, скажем, передать какие-нибудь полномочия мозга. Но для этого нужно желание — прежде всего желание самой России. А ей. кажется, вполне уютно в своем нынешнем качестве.

Остается один вопрос, особенно актуаль­ный для меня: что я здесь делаю? Думаю, бессознательно (а кто же из нас что-то де­лает сознательно?) обеспечиваю этой спи­не несколько большую гибкость, чтобы она хоть не переламывалась в одночасье. Функ­ция нелегкая, но по-своему благородная, причем не только в российском, по и в ми­ровом масштабе.