Вин Дизель: ИГРЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Дорога, вырываясь из-под колес сидящего за рулем бритоголового парня, остается позади небрежно брошенной лентой. В его темных глазах — опасная сосредоточенность, рукава кожаной куртки распирают могучие бицепсы. Вин Дизель торопится домой со съемок фильма «Форсаж-5», и при мысли, что скоро обнимет свою малышку, его губы растягиваются в улыбке...

Узкая подъездная дорожка не рассчитана на мощный джип, да и особнячок за воротами воображения не поражает: одноэтажный домик под серо-розовой крышей почти скрыт разросшимся садом. В Беверли-Хиллз таких уже почти не оста­лось, и покрытое зеленью владение Ди­зеля теряется в окружении монумен­тальных соседей, словно лягушка среди бегемотов. Но Вину его дом по-прежнему кажется дворцом, как и десять лет назад, когда он его покупал. Тогда собственные заработки все еще вызывали у актера оторопь, правда, не такую сильную, как голливудские цены на недвижимость.

— Бассейн! — свои владения он пока­зывал Делоре с такой гордостью, словно сам копал яму и клал плитку. — Мам, это все поменяет в моей жизни. Я смогу принимать гостей и по-настоящему рас­слабляться в выходные. В гостиницу же друзей не позовешь, а я последнее время из них не вылезаю.

— Какие выходные, Марк? — качая го­ ловой, удивлялась мать, семеня за огром­ ным сыном по краю бассейна. — Что-то не помню, чтобы у тебя за эти пару лет были выходные.

Вин озадаченно посмотрел на мать: только она еще называет его Марком — старые привычки долго не умирают, к тому же Делору немного обижает и тревожит, что сын отказался от данного ему при рождении имени в пользу клич­ки, больше подходящей мотоциклу. Для нее, профессионального астролога, имя имеет очень большое значение...

— Теперь будут, — твердо пообещал Марк-Вин, решив, что заработал уже до­ статочно мозолей на языке, упрашивая мать обращаться к нему так же, как и все остальное человечество.

Делора улыбнулась. Мальчишеский восторг от новой игрушки — так типич­но для Марка!

Говорят, в глазах матери дети на­всегда остаются маленькими, но ино­гда ей кажется, что один из ее сыновей-двойняшек в погоне за большой мечтой действительно забыл повзрослеть. Вот Пол совсем другой — более сдержанный в желаниях, более приземленный, что ли. Сверкающий мир Голливуда привле­кал Пола не меньше, чем Марка, но ак­терская стезя казалась ему слишком зыб­кой и ненадежной. Есть ведь и иные пути стать причастным к магии кипящего котла под названием «кино», в котором варятся мечты! Актеры порой годами сидят без работы, а хороший монтажер всегда кому-нибудь да нужен... Каждому из сыновей Делоры воздалось по вере его: Пол остепенился, обзавелся семьей, а Марк все играет в игрушки, живет оди нокои, суматошной, не располагающей к оседлости жизнью кинозвезды. И если он думает, что с покупкой дома что-то изменится, то сильно ошибается. Это всего лишь тонкая ниточка, а чтобы сде­лать из Марка домоседа, нужна, как ми­нимум. якорная цепь.
«Права была мама, — думает Вин, осторожно продираясь на своем четы­рехколесном монстре к дверям гаража. — Но и на меня нашлась управа».

Почти восемь лет дом стоял пустым. Его хозяин то снимался, то отдыхал на горнолыжных курортах, то бродил по руинам Карфагена или с рюкзаком лазил по Альпам, собирая материалы и ощущения для своего проекта — трило­гии о полководце Ганнибале.

Если Вина все-таки заносило шаль­ным ветром в Калифорнию, он, разу­меется, обязательно заезжал домой — повоевать с пылью, подстричь газон, оплатить счета и вспомнить, как чудесно поспать пару ночей в собственной по­стели. Наверное, поэтому так и не удо­сужился купить особняк побольше. Пришлось бы нанимать специальных людей для поддержания порядка в его отсут­ствие и, значит, открывать свою жизнь для чужих глаз, превращая уютную норку в тот же отель, только для одного-единственного постояльца

Кто же ожидал, что все так изме­нится? За последние два года Вин по-настоящему привязался к своему дому, но все-таки стеснялся говорить незнако­мым людям, что там всего две спальни. По голливудским меркам он, можно ска­зать, бомж! Прихватив из машины дорожную сумку, облепленную огрызками багаж­ных талонов из аэропортов бразильско­го Рио и пуэрто-риканского Сан-Хуана, Вин направился к входной двери и нажал на кнопку звонка. Конечно, у него есть ключи, но так приятно знать, что кто-то ждет этого звоночка и торопится тебе открыть!
— Вин! — Тонкие смуглые руки об­виваются вокруг его шеи, горячие губы прижимаются к губам. — Господи, Вин, ну на кого ты похож....

Палома отступает на шаг, чтобы оки­нуть придирчивым взглядом свое сокро­вище, которое, улыбаясь, топчется на по роге. Ну точь-в-точь солдат-контрактник, приехавший домой на побывку из какой-нибудь взбесившейся банановой республики. Впрочем, даже самому до­рогому костюму не под силу заставить Вина выглядеть респектабельно — он просто создан для трикотажных маек не первой свежести, джинсов, пыльных ко­жаных курток и тяжеленных солдатских ботинок.
А Вин не спешит заходить в дом, за­вороженный красотой своей подруги. На улице сгущаются сумерки, и Палома стоит в дверном проеме, как в раме, оку­танная мягким светом из прихожей. На ум приходит сравнение с диснеевской принцессой, которую колдовством за­бросило в наш мир, слишком грубый для ее хрупкого очарования.

— А на кого я похож? — рокочет Вин, удивляясь, как быстро двадцатишести­летняя Палома забыла о шестнадцати годах разницы в возрасте и освоила строгие материнские интонации.

— Если я была бы полицейским, я бы тебя арестовала, — шутливо сообщила она и снова прижалась к его груди.

— И кто тебе мешает? — рассмеялся Вин. — Только пусть это будет домашний арест. Как поживает наш ангел?

Палома с улыбкой качает головой. Она знает: этот вопрос вертелся у него на языке с того момента, как она откры­ла дверь.
— Тебя ждет. — Палома отстраняется, пропуская Вина в дом. — Только сначала сними ботинки и вымой руки!!!

Но он уже стоит на коленях посреди прихожей, протягивая руки к дочери. Двухлетняя Хания вытаскивает изо рта ногу игрушечной коровы, которая по­могала ей скрасить ожидание, и со всех ног бросается в объятия отца. В могучих руках Вина кроха сама смотрится как игрушка — изящная куколка с медовой кожей и бантом в темных кудрях.

— Папа! — от радости Хания колотит коровой по лысой голове отца, но тот готов стерпеть от нее и не такое.

— Вин, прошу тебя, — говорит Пало­ма, дав этим двоим пообниматься вдо­воль. — Я больше не могу смотреть, как ты возишь чистым ребенком по пыль­ной одежде, в которой несколько часов сидел за рулем. Прими душ и тискай ее сколько угодно. Мне нужно отлучиться ненадолго, так что покорми ее ужином и уложи спать. У вас целый вечер впереди.
Вин неохотно выпускает из рук дочь. «С тех пор как родилась Хания, меня не­возможно вытащить из дома, — призна­вался он репортерам. — Раньше я вылетал как пробка из бутылки, но теперь у меня дочь, — и мой дом стал раем, кото­рый я не хочу покидать. Больше всего на свете мне нравится быть отцом».

Паломе еще несколько раз пришлось напомнить Вину, что он собирался в душ. Наконец из ванной комнаты до нее доносятся долгожданные звуки льющей­ся воды. Хания со своей коровой устраи­вается дежурить под дверью, бросая на мать укоризненные взгляды.

— Ты к нам надолго? — кричит Пало-ма.
— Пока на пару дней. Но мы перееха­ли снимать в Калифорнию, так что я буду неподалеку.
— Вот видишь, — говорит Палома до­чери. — Наиграетесь еще.

С удовольствием подставив тело под тугие теплые струи, Вин думает о своей пока еще маленькой семье. Иногда он корит себя за то, что слишком долго тянул, лишая себя удовольствия таких вот бурных встреч и замирания сердца при взгляде на дочь после разлуки. Ма­лышка немного подросла и наверняка научилась чему-то новому.
Сначала Вин не мог позволить себе взять ответственность за кого-то еще, по­тому что был слишком беден. Потом его закрутила внезапно рванувшая в гору карьера, и он оказался слишком занят, а дальше началась обычная для кинозвезд паранойя... Вин никогда не считал себя красавцем, более того — женщины его тоже таковым не находили. «Когда меня называют секс-символом, я краснею, — говорит он. — Я всегда был экстравертом и большим любителем женщин, но мне постоянно приходилось прикладывать усилия, чтобы на меня обратили вни­мание, тем более — чтобы мной начали восхищаться. До сих пор странно полу­чать столько обожания просто так. Но конечно же очень и очень лестно». «Лест­но, как же, — подумал Вин, яростно рас­тирая себя мочалкой. — Скорее подозри­тельно». Ну как мужчине не заподозрить неладное, когда недоступные еще вчера красавицы вдруг становятся в очередь, чтобы предложить ему свою любовь?
Конечно, у него случались романы на съемочных площадках — далеко за примерами ходить не надо, вспомнить хотя бы партнершу по первому «Форса­жу» — Мишель Родригес. Мегаваттная харизма, которую он включал по команде «Мотор!», вводила в заблуждение многих актрис. Они начинали путать Вина с его персонажами, думая, что и в жизни с ним будет так же весело и круто.

Да и как не восхищаться мужиком, ко­торый продолжал сам выполнять опас­нейшие трюки даже после того, как на съемках фильма «Три Икс» у него на гла­зах погиб каскадер? Продюсеры запре­щали Вину рисковать, он с серьезным видом кивал бритой головой, а перед съемкой очередного трюка просачивал­ся на площадку и менялся с дублером, благо в защитной экипировке они не отличались друг от друга ни ростом, ни статью — только величиной страховки.
—Ты уверен? — спрашивал Вина оче­редной постановщик трюков, глядя на огромный, увешанный пиротехникой трамплин, с которого актеру предстояло вылететь на взрывной волне.

—Не трясись. — Вин хлопал его ла­пищей по спине и водружал на голову шлем. — Никто ничего не узнает.
—Узнает, если разобьешься...

В ответ из-под шлема слышалось лишь презрительное фырканье.
Продюсеры, разумеется, об этой пар­тизанской деятельности прекрасно знали и отказывались присутствовать на съемках, ссылаясь на слабые нервы. А пьяный от адреналина Вин летел в дыму и пламени, и очередная актриса, зами­рая, рвалась броситься ему в объятия и поздравить с удачным трюком.

Однако женщины никак не ожидали, что по окончании съемок герой боеви­ков Вин Дизель исчезнет и им придется иметь дело с совершенно незнакомым человеком по имени Марк Винсент. В реальной жизни Марка одолевают смешные страхи перед микробами, пи­щевым отравлением и вообще любым физическим недугом, он подвержен жестоким приступам тщеславия, тер­петь не может вторжения в личное про­странство, болезненно реагирует на все, что пишет о нем пресса, а главное — держит свою жизнь за семью замка­ми. Женщина Марка должна забыть о походах с Вином Дизелем в рестораны и на премьеры, о том упоительном чув­стве, когда появляешься под руку с секс- символом и кожей впитываешь зависть других женщин...
Однажды Вину показалось, что нашел себе подругу. Сидя на интервью для телепрограммы Entertainment Tonight, он не мог отвести глаз от красавицы-репортерши Марии Менунос. Мария, которая в свое время выиграла конкурс красоты «Юная мисс Массачусетс», так осмелела под его неотрывным восто­рженным взглядом, что задала запрет­ный вопрос:

— А у тебя сейчас есть подружка?
Вин захлопал ресницами, покраснел, его застенчивость показалась Марии очаровательной.
— Я один.
Одиночество актера в тот момент объяснялось поспешным расставани­ем с британской моделью Люси Кларк-сон: увлекшись девушкой, которая была одним из прототипов легендарной ком­пьютерной героини Лары Крофт, Вин даже пригласил Люси пожить две неде­ли в его лос-анджелесском доме, чтобы присмотреться и понять, смогут ли они существовать под одной крышей. За эти две недели она едва не свела его с ума рассказами о своих прошлых романах со знаменитостями, например с певцом Джастином Тимберлейком. Вин скоро понял: Люси все равно, кто ее слушает — новый возлюбленный или, скажем, журналисты. Мысль о том, что она так же охотно и подробно будет рассказывать об их отношениях, едва не превратила Вина в импотента. Остаться подольше он ей не предложил.

— Неужели? — то, что Мария вообще получила ответ на столь личный вопрос, приятно щекотало ее репортерское са­молюбие.
— Правда... — Вин как-то виновато повесил голову и тяжело вздохнул. — А у тебя кто-нибудь есть?
Неделю спустя, увидев Марию в толпе журналистов на калифорнийской пре­мьере картины «Три Икса», он просто раскрыл ей объятия. Девушка взвизгну­ла, перескочила через ограждение на красную дорожку и пала на грудь свое­го принца. В зале они сидели рядыш­ком, держась за руки, шептались, и Вин не помнил, удалось ли ему увидеть хоть пару кадров из собственного фильма.

Эйфория кончилась, когда Мария по­няла, что отношения с Дизелем не помо­гут ей перейти на другую сторону барри­кад, разделяющих репортера и героиню светской хроники. Вин наотрез отказал­ся помогать возлюбленной с актерской карьерой, молча выслушал стандартный набор упреков и потом долго стоял на улице, прижавшись бритым затылком к щербатой каменной стене — он пережи­вал очередное жестокое разочарование.

Даже сейчас рука Вина на смесителе дернулась. От гнусности этого воспоми­нания обдал себя ледяной водой. Вот-вот, что-то подобное он тогда и испытал — словно ледяной ожог на разгорячен­ной коже.

После истории с Марией Вин решил, что с женщинами надо вести себя иначе. На съемках в Европе или Латинской Аме­рике, где никому нет дела до того, как и с кем ты проводишь время, он знакомил­ся с девушками в барах, коротал вместе пару ночей, а потом они разбегались в разные стороны. Вин был так зол на весь Евин род, что иногда его здорово зано­сило. В Доминиканской Республике он велел телохранителям вышвырнуть из ночного клуба девушку, которая отказа­лась составить ему компанию на ночь. И вот уже по Голливуду, не терпящему неопределенности в постельных вопросах, начали расползаться слухи: Вин Дизель так тщательно скрывает свою личную жизнь, потому что на самом деле пред­почитает мужчин.

— Ты что такой мрачный? — Палома, уже одетая на выход, подошла чмокнуть его на прощание. — Тебя там, в душе, кто-то обидел?
— Да нет. — Вин снова подхватил на руки дочь. — Дрянь какая-то вспомни­лась.
— Какая?
— Моя так называемая личная жизнь до тебя и Хании, — честно ответил Вин. — Действительно, дрянь, — весело подтвердила Палома. — Я пошла. Ведите себя хорошо и, пожалуйста, на сей раз уложи ее спать по-человечески.

С юной моделью Паломой Хименес он познакомился так же, как с другими — на вечеринке. Но девушка мягко отказа­ла Вину в немедленной близости, пред­ложив вместо этого просто прогуляться. Они бесцельно бродили по спящим ули­цам Беверли-Хиллз, и Вин сам не заме­тил, как выложил ей свои горести. Обиду на женщин, которые хотят Вина Дизеля, а не обычного парня Марка Винсента. Рассказал о том, как пытается бороться со слухами о своей гомосексуальности, о нежелании киностудий финансировать его «Ганнибала»...

— Ты хочешь и режиссировать, и играть главную роль? — уточнила Пало- ма. — И это будет трилогия?
— Не говори это слово вслух... — про­ шептал Вин. — Я всегда думал, что Ганни­ бал сделал слишком много для одного фильма. Но мне и под один-то денег не дают, а если продюсеры услышат слово «трилогия», меня вообще линчуют! Под­ стерегут в темном переулке с бейсболь­ ными битами — и хрясь...
Палома смеялась, а потом слушала рассказы Вина о слонах, на которых он собирается переходить через Альпы, и о мертвом вот уже полторы тысячи лет пу­ническом языке, который он хочет вос­кресить и вложить в уста своих героев...

— А почему именно Ганнибал?
Вин задумался, пожал плечами: — Он был великим человеком, но не идеальным. Если верить историкам, более сложного и неприятного типа нужно еще поискать. Но ведь простые и приятные не становятся завоевателями! Человек, который всем нравится, не спо­ собен повести за собой тысячи людей. Он вызывает только раздражение. Тот, кто никогда не знал страха, не имеет права рассуждать о храбрости.

В бездонных глазах Паломы мелькну­ло что-то новое, похожее на сочувствие.
—А тебе бывало страшно?
—Бывало, — кивнул Вин.
...В тот день он ехал на мотоцикле мимо места, где только что произошла авария. Машина слетела с дороги, пере­вернулась и могла взорваться в любую секунду — из-под капота шел дым. Авто­мобиль вот-вот взорвется. Вин заглушил мотор, перемахнул через ограждение и... остановился. Он уже разглядел движе­ние внутри перевернутой машины, но понял, что подходить ближе к месту воз­можного взрыва ему совсем не хочется. После стольких лет бесплодных попы­ток пробиться в кино ему наконец-то улыбнулась удача: его прочили в новые герои боевиков на смену старичкам — Сильвестру Сталлоне и Брюсу Уиллису... Глупо погибнуть или покалечиться, спа­сая совершенно незнакомых людей! Он же не полицейский и не спасатель!
— Ну ты и говнюк! — сказал Вину Ди­зелю Марк Винсент. — Если тебе страш­но, не ищи оправданий, тем более таких поганых. Лучше думай, что это — всего лишь компьютерная игра.

Скользя на влажной траве косогора, он добрался до машины, лег на землю, обернул локоть плотной курткой и раз- бил заднее стекло. Но двое перепуган­ных ребятишек отодвинулись дальше, прижавшись друг к другу. Вину мучи­тельно захотелось заорать на них что было силы.

—Сэр? — Он бросил взгляд на робкие язычки пламени, вырвавшиеся из-под капота, просунул голову внутрь машины, взглянул в испуганные глаза водителя. — Сэр, это ваши дети?
—Мои...
— Скажите, чтобы вылезали. Меня они не послушают.
— Вы — спасатель? — Водитель облиз­нул губы.

— Может, тебе еще документы пока­зать, тупица?! — зарычал Вин, вцепив­шись одному из детей в лацкан курточки и выволакивая наружу. — Беги на доро­гу, но не перелезай через ограждение, понял?

Сильная рука потянулась за вторым ребенком. Убедившись, что дети в без­опасности, Вин разбил другое стекло и помог выбраться водителю. Локоть силь­но саднил. Когда приехала полиция, все четверо сидели на траве и ошалелыми глазами наблюдали за тем, как в кювете у них под ногами догорает автомобиль....Вин Дизель фото

— С тех пор, когда бывает страшно, я так себе и говорю, — закончил Вин. — Все это — только игра. Для моих героев это тоже только игра. Отец, который преподавал актерское мастерство, всег­ да учил меня двигаться навстречу герою и двигать его к себе, чтобы оказаться в точке, где нам обоим будет спокойно.

Они некоторое время шли молча. Вин отстранял нависающие над голова­ми ветки, чтобы они не путались в чер­ных волосах Паломы. Ему было неловко из-за того, что он выставил себя перед ней каким-то пошлым героем. Сцена вдруг показалась ему фальшивой, слов­но в дурном боевике.

— Но вообще-то я довольно трусли­вый парень, — прервал молчание Вин. — Трюки меня не пугают, я еще маль­чишкой катался на скейтборде, прице­пившись к заднему бамперу машины. Я боюсь попадать в ситуации, в которых не знаю, как себя вести. Иногда хочется побуянить, устроить скандал, но я пони­маю, что не могу себе этого позволить! Ну смотри, допустим, в ресторане мне принесли холодный суп. Я кидаю его в лицо официанту, а утром все газеты выходят с заголовками: «Вин Дизель не хочет есть холодный суп. Кем он себя во­образил?»

Палома расхохоталась:
— Ну и проблемы у супермена, кто бы мог подумать!
Вин тоже улыбнулся. От взаимной скованности не осталось и следа, он по- чувствовал исходящее от этой почти не­знакомой девушки тепло. И впервые с благодарностью вспомнил совет мамы, которая учила: «Хочешь покорить де­вушку, рассмеши ее. У тебя хорошо полу­чается быть смешным». В глубине души Вин всегда считал этот совет утешением для неудачников. Разве женщина может серьезно относиться к мужчине, если при взгляде на него сгибается пополам от хохота?
— А вот еще веселая история. В филь­ме «Лысый нянька» я снимался с уткой....
— Настоящей уткой? Я думала, утка — спецэффект!
— Если бы, — вздохнул Вин, — Там все было настоящее. И утка, и девятимесяч­ный младенец, и его подгузники. Я из дрессировщиков душу вынул: спраши­вал, если утка меня цапнет, не подхвачу ли я каких-нибудь озерных паразитов? Меня уверяли, что это очень благовос­питанная утка — она еще никого не щи­пала до крови....
Палома, все еще пофыркивая от смеха, уже понимала: прогулка с самоуверен­ным Вином Дизелем, который совсем недавно предлагал ей себя на одну ночь как бесценное сокровище, превратилась в очень приятный вечер с Марком Вин­сентом. И этот Марк — немного нелепый и ужасно трогательный — с каждой ми нутой нравился ей все больше. Гораздо больше, чем Вин.
— И что случилось?
— Я стал первым, кому эта милая вос­питанная утка пустила кровь. Чуть ухо не оторвала. Я вскочил из-за стола, но она даже не подумала отцепиться, так и осталась висеть на моем ухе. У меня с языка рвалось словцо крепче некуда, но я вовремя вспомнил, что кругом дети. Пришлось смолчать.
— Бедняга! — Палома нежно взяла его под руку. — Ну и как твое ухо, в порядке?
— Нормально. — Большая ладонь Вина согрела ее тоненькие пальчики. — Знаешь, между прочим, работать с детьми тоже опасно... Насмотришься на них — и сразу хочется завести дюжину своих! Мамаша нашего девятимесячного младенца под конец съемок не могла его у меня отобрать. Мне не хотелось с ним расставаться, представляешь? В выход­ ные очень по нему скучал. Мне казалось, нет, я точно знал, что кроха тоже ждет встречи со мной, понимает, что я не Вин Дизель, а просто большой парень, кото­ рый о нем заботится.
— А ты заботился? И мать тебе позво­ляла?
— Куда бы она делась, — улыбнулся Вин. — Я научился менять подгузники, кормить его, укачивать. Надо же, чтобы ребенок все время улыбался. Ведь если расплачется, будет самозабвенно выть часа два. Я с ним даже разговаривал — что-то вроде «гу-гу, га-га»... Меня на пло­щадке прозвали «заклинателем младен­цев».
«Поразительно, — думала Палома.
— Когда рассказывал, как вытаскивал людей из горящей машины, стеснялся, а про свои успехи с младенцами говорит с гордостью!»
Палома уже тогда поняла, как отча­янно Вин мечтает о детях. А узнав его ближе, захотела исполнить эту мечту. Ди­зель был рядом во время родов с первой до последней минуты, отпросившись со съемок «Форсажа-4>. «На съемках я все приставал к Полу Уолкеру, у которого десятилетняя дочь, с вопросом: надо ли мужчине там присутствовать, — вспоми­нал Вин. — Он сказал, что многие парни просто не в состоянии вынести родов, некоторые даже падают в обморок. А еще сказал, что, на его взгляд, это самое луч­шее, что может случиться с мужчиной в жизни. Я настроился, что присутствую при чуде, к которому имею некоторое отношение. Врачам я, наверное, здоро­во мешал, потому что рвался сделать все :Вам, чуть ли не вытащить собственными руками на свет Ханию. Мне дали пере­резать пуповину, чтобы отстал. Может, поэтому мне не нужно было привыкать к дочери — я сразу почувствовал сильную связь с ней, будто сам ее родил».
...Усадив дочь в детский стульчик, Вин заглянул в холодильник:
— Не хотелось бы критиковать твою мамочку, но что может понимать в еде тот, кто все время худеет? Ладно, сейчас мы с тобой что-нибудь придумаем.
Вылинявшая домашняя майка скры­лась под фартуком в мелкий голубой цветочек. Поставив размораживаться куриное филе, Вин принялся чистить картошку.
— Я сделал бы тебе пасту, — говорит он дочери, — феттучини Альфредо. Но до таких блюд ты еще не доросла. Когда дорастешь, уверен, тебе понравится. На свете нет ничего лучше итальянской кухни. Может, потому, что в нас течет итальянская кровь... Наверное.
Насчет того, какая кровь в них течет, он не очень уверен. Отцом актер привык называть отчима-афроамериканца — на­стоящего родителя они с братом никогда не видели и ничего о нем не знают. Для простоты Вин считает себя наполовину итальянцем, а наполовину неизвестно кем с примесью африканской крови, но Бог его знает, как там на самом деле..
— Не важно, — очнувшись от размыш­ лений, он снова старательно принимает­ ся скрести зажатую в руке картофелину. — В любом случае тебе очень повезло. Когда я рос, у нас, во-первых, не хватало денег на разносолы, а во-вторых, твоя бабушка проповедовала здоровое пита­ ние. Представляешь, в доме не было ни газировки, ни сладких хлопьев?.
Хания не представляет, но ее веселят папины гримасы. Вин готов слушать ее смех часами..
— Иногда я оставался у приятеля но­ чевать, только чтобы утром мне дали на завтрак шоколадно-ореховые хлопья. Вину было лет семь, когда он с другом впервые заглянул в общественный театр на одной из улиц Нью-Йорка. Мальчиш­кам это место показалось раем — они тайком пробирались в здание и играли с реквизитом, оставляя после себя нево­образимый хаос..
— ...конечно, однажды нас поймали, — признался Вин дочке. — Мы попались директору по подбору актеров. Я здорово перепугался: думал, вызовет полицию. Но нам дали сценарий детской пьесы и ска­ зали: «Если хотите здесь играть, играйте на сцене». Так я стал актером, малышка..
Потом, много позже, в разгар неудач­ной борьбы за место под голливудским солнцем, Вин усомнился в том, что эта перемена была к лучшему. Даже попро­сил мать погадать ему, но получил отказ..
— Она никогда не предсказывала бу­ дущее нам с братом. Говорила, что слиш­ ком любит нас и не сможет быть объек­ тивной..
В то время он работал вышибалой в ночном клубе. Там к нему и прилипло прозвище Вин Дизель — вышибалы не тюбили называть клиентам свои настоя­щие имена. Насилия они тоже не люби-чи, поэтому проводили все свободное время в тренажерных залах, накачивая мускулы, которые с одного взгляда отби­вали желание буянить..
— Но иногда, конечно, приходилось применять силу. — Поставив картошку на огонь, Вин принялся бегать по кухне, показывая, как ее приходилось при­менять, — Я был тем парнем, который всегда останавливал веселье. Если видел, что клиент уже готов — лежит на полу, а кто-то из парней собирается на нем хо­рошенько попрыгать, так сказать, для профилактики дальнейшего хулиган­ства, я говорил: «Может, не надо? Ну его к черту, вдруг еще копыта откинет». Не очень благородно, согласен, но обычно срабатывало. Никому не хотелось не­приятностей..
Вин проработал в клубе девять лет и гордится тем, что ни разу не купил себе лотерейный билет, как это делали дру­гие, мечтавшие быстро разбогатеть..
— Где-то внутри я твердо знал, что буду зарабатывать миллионы. Мне каза­лось несправедливым выиграть в лоте­рею и забрать чьи-то деньги..
Мать, которая не хотела предсказы­вать сыну будущее, все-таки внесла лепту в его успех, подарив книгу «Как снять кино по цене подержанной машины». Но у Вина не было денег даже на подержан­ную машину, и он нашел приработок, подрядившись продавать электрические лампочки по телефону..
— Я звонил какому-нибудь Джо из телефонной книги и сообщал ему, что только для него наша фирма готова сделать большую скидку, если он купит определенное количество лампочек. Он, само собой, начинал торговаться. Тогда я говорил, что не могу решить этот во­прос самостоятельно и сейчас передам трубку своему начальнику..
Под восхищенным взглядом Хании Вин издает поразительно нежный для такой громадины звук переключающего­ся коммутатора и совсем другим голосом — успешного пожилого джентльмена с тягучим южным акцентом — начина­ет убеждать невидимого Джо, что таких прекрасных лампочек по такой смеш­ной цене ему больше никто не предло­жит. Хании фокус с разными голосами не надоедает никогда, она смеется и бьет ладошками по столику..
Продав достаточно лампочек, Вин снял короткометражку «Многоликий» — о собственных метаниях по пробам, где ему постоянно отказывали по причине непонятной этнической принадлежно­сти. Картина попалась на глаза Стивену Спилбергу и привела его в такой вос­торг, что он велел сценаристам фильма «Спасти рядового Райана» вписать в сце­нарий роль для какой-то неведомой зве­рушки по кличке Вин Дизель.....
— Пойми, малыш, все, что ты делаешь в жизни, нужно делать творчески... — Вин несколькими движениями с помощью деревянного пестика превращает сва­рившуюся картошку в пюре. — Актерская работа — самая интересная на свете, но только не для тех, кто тупо ждет указаний режиссера, не спорит, не вкладывает в роль ничего своего. С таким отношением заборы надо красить, а не в кино играть. Когда я снимался в массовке фильма с Харрисоном Фордом, то однажды набрал­ся смелости, подошел к нему и спросил: «Из каких людей получаются большие кинозвезды?» А он ответил: «Из терпели­вых и настойчивых». А еще из тех, кто не боится отстаивать свое мнение, свое ви­дение жизни, даже прослыв при этом за­сранцем — ох, прости, милая! — который слишком много о себе воображает. Но это уже мой совет, я обязательно дам его какому-нибудь юнцу, когда он полезет ко мне с глупыми вопросами. Давай-ка я об­жарю тебе курочку и будем ужинать.....
Когда два с половиной часа спустя Па-лома неслышно проскользнула в гости­ную, отец с дочерью мирно спали в кресле, голова к голове. Пол усыпан игрушками, на мерцающем телеэкране Кларк Гейбл — кумир Вина — объясняется в любви Вивьен Ли. Паломе не нужно проверять музыкальный центр с караоке, когда Вин дома: там может быть только один диск — Эдит Пиаф. Отец с рождения поет Хании одну колыбельную — «Жизнь в розовом свете» — иногда дуэтом с Эдит, иногда соло. Вин хорошо поет, от его басовитого мурлыканья у Паломы каждый раз сладко сжимается сердце. Она так рада, что в свое время не ослепла от грубого великолепия героя боевиков, разглядела за мышцами и темными очками безнадежного сенти­ментального романтика!.
Вздохнув, Палома тянется, чтобы за­брать спящую девочку, но останавлива­ется, вытаскивает мобильный телефон и снимает трогательную картину на па­мять. Все-таки ей в спутники жизни до­стался самый парадоксальный мужчина на «фабрике грез», разве нет?.
Екатерина Живова